Ученые, политики и семейные тайны. (2)

[mlmaos]

Ученые, политики и семейные тайны. (2)

Поздний вечер того же дня.
Санкт-Петербург
Сухопутный шляхетский кадетский корпус
(Дворец Меньшикова)



Мальчик (на вид лет тринадцати), крадучись, шел по коридору - не желая, чтобы дежурные офицеры услышали шум его шагов - паркет под ногами легкости в достижении этой цели не добавлял.
Зато прибавлял азарта.
Вообще-то, конечно, он мог просто заставить старших себя не видеть, или вернее – не обращать на него внимания. Но разве это было бы интересно?
Он приоткрыл дверь нужного дортуара, заглянул внутрь и тут же наморщил нос: «И кого они хотят обмануть? Хоть бы окно открытым оставили»
- Йохан? – Спросил он душную темноту, исполненную «ароматами» алкоголя и запахом пота юношеских тел.
Темнота величественно и надменно промолчала, если не считать негромкого посапывания семерых парней и скрипа постели, когда один из них во сне перевернулся с боку на бок.
Не открывая дверь полностью, он протиснулся в оставленную щель, прикрыл дверь и уже громче позвал:
- Йохан?
Темнота всхрапнула.
Демонстративно.
- Ванья?!
- Софьюшки на тебя нет. – Пожаловалась темнота, и мрачно добавила. – С розгами.
Мальчишка хмыкнул, и, найдя в темноте нужную постель – взлохмаченные светлые волосы выделялись на подушке, словно блик лунного света - и, сбросив туфли, без спроса забрался к собеседнику под одеяло. Далее последовал возмущенный ох, возня, ворчание вроде «что за…?», «постель узкая» и «у тебя вообще есть другие части тела, кроме локтей и коленок?!».
Наконец, мелкий пакостник закрепил свою победу над отяжелевшим от хмельного старшим братом, крепко обхватив его руками и ногами. Это означало: «У-меня-есть-вопросы. - И-ты-меня-не-выпрешь-и-сам-не-сбежишь, иначе-мы-разбудим-всю-палату-или-весь-этаж!»
Старший из юношей – числящийся в списках корпуса, как Иван Брагинский, кадет последнего года обучения, 18 лет от роду, потомственный дворянин, сирота, опекаемый дальней родственницей – вдовствующей княгиней Долгорукой Софьей Андреевной, живущей в Москве, к коей он часто отлучался – тяжело вздохнул, прикидывая как бы выставить младшенького вон, чтобы успеть выспаться до утра, а не показывать на утреннем построении всем своим видом, как славно он провел минувший вечер. Учащиеся расценивались, как военные нижайшего звена, дисциплина в заведении тоже приравнивалась к военной, а потому попавшийся мальчишка испытывал на собственной шкуре (иногда в самом прямом смысле) все прелести взрослой жизни. Той ее части, что касалась ответственности.
Но младшенький – Петр (или Петер, Питер – именно к такой форме своего имени он, с ранних лет окруженный иностранцами – привык) – словно угадав мысли Ивана, вцепился ему в ночную рубашку так, что ткань затрещала.
- Да тише ты! – Шикнул на него Иван. – Ну, что на этот раз случилось?
В последнее время они почти не виделись. Петр, живо интересующийся наукой, и широко пользующийся выхлопотанным их покровительницей правом слушать доклады в Академии и пользоваться доступом к ее наставительным материалам, готов был там дневать и ночевать – если бы позволял устав корпуса, конечно. Иван же вел типичную жизнь выпускника, перемежая учебу с развлечениями и студенческими гулянками, коим не мог помешать даже спартанский уклад жизни кадетов. Наоборот, эта игра в нарушение режима славно горячила кровь, будучи гораздо более безопасным и приятным времяпрепровождением, чем реальная стычка на границе или идиотическая помощь «союзникам» вроде Ганновера. Вообще, все эти войны, в которые его в последнее время ввязывали, частенько вызывали ряд однообразных вопросов - за что, про что, а главное – зачем?
Ведь эти «союзники» уже завтра в лучшем случае изгваздают ему ворота, если не смогут их сломать. Но впутываться в войны и расходы, смысл и назначение которых обычно не ясны рядовому человеку – плата за право быть империей…
Петр поднял на него взгляд – судя по блеску глаз и дурашливой полуулыбке - ничего хорошего Ивану не светит. В последний раз как он помнил – точно такая же улыбочка была у младшенького после выпуска Академией «Атласа Российского» - итога 20-летнего труда десятков картографов и первого официального (то есть полного) атласа России. Тогда Питер, изучив карты вдоль и поперек, изъявил желание произвести сличение данных карт с … натурой воплощения России. Натура – то есть Иван - красный, как свекла, сначала послал братца с его научными интересами открытым текстом, но разве ж это репей в школьной куртке так просто отвяжется?
- Я сегодня такой интересный доклад слушал… - Торопливо зашептал Петер на немецком.
«Ну, вот – пожалуйста!» - Удрученно подумал Брагинский, и не отказал себе в удовольствии щелкнуть младшего по лбу. Так сказать, авансом за предстоявшие унижения.
- Ай! Ты чего?
- Опять родной язык не учишь?
Петр потер лоб:
- Зачем? Ведь на русском ничего интересного не написано. Все современные и классические научные труды на немецком, латинском и иных европейских языках излагаются. Даже романтических сказаний, вроде рыцарских романов, у нас нет.
- А былины? Сказки? – Россия зевнул, и попытался потянуться, чтобы размять затекшее тело, но сделать это, когда тебя вот так прижимают к постели – не так-то легко.
- Фу, мещанство! Вот «Илиада» или «Парцифаль» иное дело!
Иван помрачнел. Эти слова удивительно сочетались с настроениями большинства его «элиты», в задачу которой вообще-то как раз и входило создание всего вышеуказанного. Но почему-то лежащая на поверхности идея о том, что те же «Илиада» и рыцарские романы выросли как раз таки из «низменных» народных преданий, старательно переработанных несколькими поколениями сказителей, поэтов и писателей – не могла угнездиться в головах их русских почитателей. Мысль, что ему вечно придется все перенимать с Запада да еще в ущерб и презрение ко всему своему родному – не грела ни капли.
- Мне казалось - Академия русифицируется?
Петер издал тягостный вздох:
- Угу, набрали по губерниям самородков вроде Ломоносова…,
Порою тон сообщает больше, чем слова - и Брагинский в очередной раз поразился пренебрежению собственной столицы к лучшим его детям.
Но особенно неприятно поражало в Петре – так это сочетание идеалов Просвещения с чисто аристократическим презрением к людям, занимающимся тяжелым и однообразным трудом, но на плечах которых и держалось богатство страны. А тут аристократическая спесь смешалась еще и с преклонением перед всем инородным – и благородным, и дурным. А все же русское – язык, одежда, уклад жизни – реформами Петра Великого оставленное лишь людям низших сословий стало видеться как низменное и недостойное интересов «просвещенных» личностей, для которых Петербург стал домом - светлым пятном на огромной туше России. Понять которую они или не пытались или подходили к ней с «чисто научным или практическим интересом» - сродни тому, с каким школяр препарирует лягушку.
Поэтому в поведенье мальчика искренняя привязанность к старшему брату частенько сочеталась с пренебрежением, покровительственным тоном и капризами, даже без проблеска мысли о том, как это может быть оскорбительно или больно для Ивана.
– Так они теперь «воюют» против «засилья иностранщины» - как они это называют. А ведь именно иностранные ученые, приглашенные императором, всего за несколько лет создали имя и репутацию Академии, как одной из лучших в Европе! А эти… Переводят труды, наверняка искажают при этом идеи авторов, пишут свои работы и читают лекции на русском – вообрази каково это для тех академиков и студентов, для которых родной язык немецкий!
- А для тех – для которых русский? И почему ты думаешь, что Академия должна была существовать в том виде, в каком ее создали изначально? Не для того ее учреждали, чтобы немцы читали тут лекции французам.
Петр отвел взгляд.
- Ты помнишь первое Нарвское сражение? Почему мы тогда проиграли шведам?
Младший молчал и комкал в руке край простыни. Иван, как обычно, сжалился над ним:
- Ну, так что такого интересного ты сегодня наслушался?
Питер, все также насупленный, пробормотал:
- Ты это не нрафиться.
- Это я уже понял – а конкретнее?
- Миллер делать доклад о тфоем... роте… роде…рождении?
Иван, предугадывая продолжение, почувствовал, как похолодело в груди.
«Неужели та ложь, которой потчевали Европу уже сто лет, теперь всплывет и у нас? Ну, конечно же! Немец - что иное он может сказать?»
- Если забить части, то выходить… Бервальд Оксеншерна, то есть Свеция – тфой фатер, йа?
Хоть эти слова и были ожидаемы, но все же от них у Ивана перед глазами все потемнело.
Все, что Питер говорил потом, доносилось словно издалека из-за гулко пульсирующей в висках крови.
- Я думать, что это есть корошо. Но Софья – Москоу - это не есть любить, да? Она думать, она – Фретий Рим… Поэтому ты не с отец, а протиф? Она - азианка, всегда бить злой…

365 год.
Империя Германариха.
Ойум, королевство готов,
(В настоящее время территория Украины)

Король был стар.
Стар даже по меркам жизни римлян, которые в отличие от готов почти не знали голода и прихотей погоды.
Но даже в свое столетие Германарих не мог пожаловаться на слабость тела или ума. Пусть волосы и борода сменили цвет солнца на лунный, а лицо избороздили морщины - стан его был все так же прям, голос глубок, взгляд синих глаз внимателен и ясен, а дух несокрушим – также, как и в тот день, когда его нынешний доверенный советник Бикки – тогда еще мальчишка – впервые его увидел. Время будто было бессильно над верховным владыкой готов, придавая этим ему сходство с его предками - богами.
И кровь эта была сильна и в старшем сыне короля – Рандвере. Недаром тот, хоть и ровесник разменявшему пятое десятилетие Бикки, но до сих пор подобен видом двадцатилетнему.
Но оттого еще труднее понять, почему этот царственный дар долголетия не передался потомкам Германариха от второго его брака. Злые языки наверняка давно обвинили бы королеву готов - веселую и несколько легкомысленную красавицу Ланильду в неверности, не будь ее дети и внуки, из них особенно малыш Витимир – сын дочери – на лицо крохотной копией своего великого деда.
Поэтому слухи ходили о таинственной первой супруге короля – неназванной и невидимой никем из ныне живущих готов – но, по словам самого Германариха – законной, и даже более того – предназначенной ему, как потомку богов его предками.
И невозможно было этому не верить - когда, прожив всю жизнь под его началом, видя его успехи в деяниях военных и государственных, в один день, показывая сыну или внучке торжественный выезд короля из Археймара в очередной поход, вдруг понять, что, несмотря на вихрь времени, войн и тревог, пронесшихся над седой головой в золотом венце – Германарих не постарел и на день.
И сразу же всплывают в памяти вопросы, ответы на которые слышал в далеком детстве, но частью позабыл, частью не понял. Для всех ныне живущих Германарих, бессмертный готов король, живущий в золотом дворце, который застыл на краю скалы над пенистой бездной вод Данпарса – был почти такой же частью мироздания, как небесные светила или вольный ветер степи. Он был до их рождения, сильно ли, слабо определял течение их жизни и верно также пребудет и после их смерти, правя их внуками.
Но кто же такой Германарих? Как стал он владыкой Археймара, «дома речного» на берегах Данпарса?


Примечания:

«Атлас Российский» - первый русский национальный атлас, покрывший своими картами всю территорию России. Завершен в 1745 году.

Академия русифицируется – изначально «костяк» Академии составляли иностранные ученые, иногда принимавшие российское подданство, а преподавание велось преимущественно на иностранных языках. В 1746 году президентом Академии впервые становиться русский - граф К. Г. Разумовский, в Академию начинают избираться отечественные ученые – как раз выросло поколение – осуществляющие переводы иностранных работ на русский язык и создающие свои научные труды на нем же (с переводом на иностранные).

первое Нарвское сражение – то самое злополучное сражение 1700 года, которое развалило Северный союз, оставив Россию без союзников, честного имени и артиллерии, а Карлу XII принесло славу «северного Александра Македонского». Причин у такого исхода было несколько – от недостатка опыта у русской армии до отсутствия Петра (он уезжал за подкреплением и не ожидал этого сражения). В результате, ход и итог сражения определили иностранцы-наемники, которые поняв, что ситуация складывается крайне тяжелая для русских – оставили свои позиции и сдались шведам. Хотя шанс на победу у русской армии был – отклоненный главнокомандующим план Шереметьева о разделении войск и военные навыки и отвага русской гвардии, позволившей даже в сложившихся условиях не превратить поражение в совершенно уж позорнейший разгром. Любопытная деталь – главнокомандующий русской армией принц Карл-Евгений Круа, проявивший в этом бою свою полководческую бездарность и буквально сбежавший к шведам в середине боя, умер в 1703 году в неоплатных долгах, из-за чего долгое время оставался непогребённым. Тело его удивительным образом неплохо сохранилось, лежало под стеклянной крышкой в церкви св. Николая на протяжении 160 лет и было предметом любопытства путешественников. Заимодавцы собирали с любопытных плату, которая шла на погашение его долгов. Захоронено тело в 1863 г. Почти как наш вечно живой Владимир Ильич - только от Бога…

Археймар («речной дом») - или Данпарстад (город-на-Днепре) – столица королевства готов согласно германским сагам, расположенная на Днепре . Точное местоположение (и факт существования) не установлен. Я располагаю его на Днепровских порогах, т.е ныне он, благодаря СССР, мирно покоится под водами Днепра - как и хазарская Саркел/Белая Вежа на Дону.

Данпарс, Борисфен, Славутич, Данаприс – Днепр.