Хеталия-фанфикшен от серьезных дядей.

[mlmaos]

Порою, читая статьи некоторых философов или высказывания политиков, понимаешь, что эта штука посильнее любого фанфикшена.
Я после прочтения «Русского Эроса» краснею, когда смотрю на карты иностранных вторжений в Россию. В хентае такое прикрывают «шашечками».

Примеры:

Советский философ Г.Гачев, "Русский Эрос".

Россия - «лебедь белая», «сама-то величава, выступает словно пава», «а во лбу звезда горит»: светлоокая она - и уводит душу в северную космическую бесконечность, отрывает от узкой земности - и, именно видя такую красавицу, замерзают странники в метелях среди степей: цепенеют и, завороженные, к ней уносятся, так же, как и поэт Блок - вслед за снежными девами.
Это - русский вампир.
Русская озерноглазая красавица завораживает так, «что не можно глаз отвесть» - и свету божьего больше не взвидишь, т.е. действует через глаз и свет, пронзает лучом и приковывает, цепенит - и руки опускаются, и ничего делать не хочется и невозможно - только о ней думать, глаза ее видеть и так смерть наступает, через душу пронзенную и плоть-земля, как тряпка, заодно уволакивается.
Но это все - заманиванье: русская баба-вампир себе на уме, заманивает Иностранца - чтоб на своей территории, на своем теле страсть от него испытать, а его укокошить, всосать, растерзать, убить, как амазонки и вакханки, - мужика и чужеземный фалл: значит, он - не свой, запреты на него не распространяются, и с ним можно позволить себе распоясаться - и в недозволенных приемах партизанской войны: и так и сяк наяриваться и глумиться над дураком-чужеземцем, что поддался на удочку: врезался (влюбился) и влопался в Россию (она его слопала).

В самом деле, тип русской войны: заманиванье, засасыванье, распространение на большую территорию - на широкое вместилище: всем телом своим ощутить Россия чужеземца хочет, чтобы жгучее сладострастье испытать, принять страданье: сожженные города и села, замученных отцов, матерей, детей и т. д. - чтоб возгорелась лютая месть, воспламенился гнев русского народа, стал он, наконец, самцом, выпрямился во весь рост, как и подобает мужчине, - и пошел бы дубасить дубиной и чем попало чужеземца. (России - охота, а Народу-Сыну отдувайся!..). И вообще-то полную радость и страсть и истинное соитие Россия может испытать, конечно, с русским мужиком - мужчиной. Но он в будни вял, и, чтобы воспламенить его и сделать мужчиной, России, когда приспело ей время страсти, приходится заманивать на себя чужеземца, сделать вид, что отдается ему, чтоб взбодрил и дал вкусить: татаро-монгола, его нашествие на себя заманивает, а потом топит в себе - как русалка водяная, засыпает метелями, как потом и поляков, и французов, и немцев. И чтоб уколоть и раззадорить своего-то благоверного, - и тогда-то простодушный Иван взъяряется и уже становится мужчиной, истинно-соответствующим женскости России.
И много полегло голов и полегло костьми (кость и голова - символы и части фаллоса) на русской земле, среди лесов и болот. Россия испытывала от нашествия и войны полное удовлетворение: и вширь заманила чужеземцев растолкать во все стороны свое обычно дремотное лоно; и вся Россия взбодрилась, встала - стала чувствовать себя плотной единой (плотью единой - то, чего обычно, в буднях нет, а есть рассеянность и в смысле буквальном: зияния и рассыпанность людишек - членов своих, и в переносном: как умонастроение, состояние души), упругой, дающей отпор врагу в крепких схватках (ср. схватки и судороги оргазма и родов).
В тот же 1812 год - Кутузов верно почуял запрос России: аж за Москву позволил - в такую ширь заманить чужеземца, до того предела выждал (а ведь в соитии есть свой ритм, такт, мера: лишь после долгого разогрева влагалище само начинает пульсировать, так что преждевременное сражение, как преждевременно вызванные роды, - ни наслаждения, ни облегчения не дают, ни живого ребеночка не рожают), до того предела «тянул резину» (т.е. ничего не делал), пока резинно-растянувшаяся российская воронка не самовоспламенилась (пожаром Москвы) и не начала сама сокращаться и выталкивать из себя чужеземное щупальце.
И уж тогда, как семя брызнувшее, полетели головушки-сперматозоиды, трупики стали рассеиваться по всей России: в лесах, в болотах засосанные, метелями заметенные - похороненные. Принят посев был, всосан, вобран маткой. И Кутузов своей истинно российской тактикой и сумел доставить матери-земле это полномерное удовольствие, чего б не дали ей тупые немцы-штабисты, ратовавшие за одноточечные уколы якобы что-то решающих сражений
И вот что всегда было удивительно: при полном привечании иностранца, впитываньи его, понимании, согласии, что совсем мы негодящий худой народец, - с готовностью эту «самокритику» выдавал русский мужичок, - при всем этом усмешечка какая-то и себе на уме чуялась в этой, кажется, безусловной податливости. Тупой немец - оттого «немой», что этого не слышал и не понимал, - не придавал ей значения; но сведущий понимал, что в ней-то вся собака и зарыта. Притворство это, глупость и безобидность демонстрирующее, - это живец, на которого чужеземная рыбка попасться должна в чрево России».


Отто фон Бисмарк,
первый канцлер Германской империи.



«Все русские женственны. И в сочетании с мужественною тевтонскою расою – они дали бы, или дадут со временем, чудесный человеческий матерьял для истории».


Николай Бердяев,
русский философ.


Немец телом и духом - северянин, и ему мир не представляется освещенным солнечным светом, как людям юга, как народам романским. Обратной стороной этого исконно-германского первоощущения иррационального, бессознательного, хаотического начала в мире является требование, чтобы все было организовано, дисциплинировано, оформлено, рационализировано. Перед немецким сознанием стоит категорический императив, чтобы все было приведено в порядок. Мировой беспорядок должен быть прекращен самим немцем, а немцу все и вся представляется беспорядком. Это - трагедия, противоположная трагедии русской души... Русский народ как будто бы хочет не столько свободного государства, свободы в государстве, сколько свободы от государства, свободы от забот о земном устройстве. Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия - земля покорная, женственная. … Германский мир чувствует женственность славянской расы и думает, что он должен владеть этой расой и ее землей, что только он силен сделать эту землю культурной. Давно уже германизм подсылал своих свах, имел своих агентов и чувствовал Россию предназначенной себе.


Грэхэм С.
"Потаенная Россия"

Россия - жена западного человека, так как она ближе к земле и дает нам хлеб. Святая Русь молится за нас и поддерживает огонь домашнего очага, в то время как мы отправляемся в мир. Англии необходима Россия, живущая по принципам святости и простоты, как каждому мужчине необходима женщина - из-за пищи, которую она ему готовит и из-за молитв, которые она возносит за него.

Розанов В.,
русский философ


Россия - женщина, вечно ищущая жениха, главу и мужа , но женская уступчивость и мягкость оказывается силой. Жена входит в дом мужа как ласка и нежность в первый миг, но уже во второй она делается госпожой. Так и европейцы оказываются побежденными русской женственностью; они сами отдаются русскому началу, отрекаются от самой сущности европейского начала - начала гордыни, захвата, господства.




П.С. для вышесказанного:

«По ту сторону добра и зла»
Ф. Ницше,


Впасть в ошибку при разрешении основной проблемы мужчина и женщина, отрицать здесь глубочайший антагонизм и необходимость вечно враждебного отношения… - это типичный признак плоскоумия, и мыслителя, оказавшегося плоским в этом опасном пункте - плоским в инстинкте! - следует вообще считать подозрительным…; вероятно, и для всех вопросов жизни… он окажется слишком недалеким и не достигнет никакой глубины. … То, что внушает к женщине уважение, а довольно часто и страх, - это ее натура, которая натуральнее мужской, ее истая хищническая, коварная грация, … ее не поддающаяся воспитанию внутренняя дикость, непостижимое, необъятное, неуловимое в ее вожделениях и добродетелях…Страх и сострадание: с этими чувствами стоял до сих пор мужчина перед женщиной, всегда уже одной ногой в трагедии, которая терзает его, в то же время чаруя.